Одиночество: одно на всех

У человека есть он сам, друзья, работа, приносящая радость. При этом он признается, что одинок. Зачем дается одиночество? Когда надо его принять, а когда — бороться? Ответов нет, есть разный опыт.

 

Се, Жених грядет в полуночи

Я живу в большом городе, у меня есть друзья и подруги, есть с кем сходить в кино, кого позвать на день рождения, с кем поплакать и посмеяться. И тем не менее я — одинока. Одиночество для меня — это отсутствие семьи: мужа и детей.

На мои жалобы духовник обычно спрашивает, сколько мне лет. Где-то до двадцати пяти он улыбался: «О, ты еще маленькая, тебе нужно подождать». Когда мне исполнилось тридцать, он хитро подмигнул и сказал: «Уже очень скоро ты привыкнешь». С интересом жду, как он однажды нахмурит брови: «Что же ты хочешь, милая, в твоем возрасте не о личной, а о вечной жизни заботиться пора!» Вот я и забочусь. Делать-то все равно нечего, если нет Божией воли.

О том, что ее нет, я однажды узнала от архимандрита Иоанна (Крестьянкина) в Псково-Печерском монастыре. Я только окончила университет и размышляла, как устроить свою жизнь дальше. Мне показалось разумным попросить отца Иоанна помолиться, чтобы мне встретить любимого мужа и найти хорошую работу в православном коллективе. Отец Иоанн ответил: «Бог благословит, — потом немного запнулся и продолжил: — В смысле, работу хорошую найти...» — и потупил взор.

Всю дорогу домой я рыдала и ругала отца Иоанна — зачем он ответил на вопрос, который я ему не задавала, и тем самым лишил меня даже надежды. Мне было 23 года. Перспектива остаться одной на всю жизнь встала передо мной очень ясно. Всем известно, что отец Иоанн знал волю Божию. А значит, что это Бог, желая моего спасения, так предостерегает меня от замужества, которое, как Ему уже известно, не будет счастливым. Не могу же я пойти против Божией воли? Но в чем тогда моя свобода? В том, чтобы свободно отказаться от несчастливого брака, от рождения больных детей — или что там еще увидел в моем будущем отец Иоанн — и свободно выбрать счастливое одиночество?

Духовник говорит, что мне только кажется, будто я одинока, — у меня есть родители, друзья, коллеги. Я могу заботиться о тех людях, которые рядом, могу им служить, любить их… Но неужели он думает, что это хоть как-то утешает? Ведь «cказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника» (Быт. 2: 18) — жену, а не друга, родителя или православный коллектив. Ведь как ни служи я своим ближним, не будет между нами той теплоты, близости, нежности, которая может быть только между супругами, родство которых сильнее, чем даже родство матери и ребенка: «будут два одной плотью», говорит об этом Господь в Евангелии (Мф. 19: 5). Да, наверно, я мыслю в душевных категориях, не в духовных, но ведь предназначение женщины — быть женой и матерью, такой меня создал Бог. Куда мне от этого деться? Конечно, я унываю.

Стараюсь утешать себя тем, что многие святые, Пресвятая Богородица и даже сам Господь были одиноки в своей земной жизни, они не знали той душевной близости, без которой я страдаю. Как известно, если Бог не дает просимое, то потому, что хочет дать что-то большее. Но что может быть большим для девушки, чем жених? Вероятно, только Жених, грядущий в полуночи, — Христос. И «нет никого, кто оставил бы дом, или родителей, или братьев, или сестер, или жену, или детей для Царствия Божия, и не получил бы гораздо более в сие время, и в век будущий жизни вечной» (Лк. 18: 29-30).
Да, а работа у меня хорошая. Слава Богу.

Н. И., 31 год

 

С живым человеком хорошо и помолчать вместе

Я имел 55-летний стаж супружеской жизни, я любил жену (и она, наверное, тоже), мы считались образцовой семейной парой, на нас равнялись, но я с ней был одинок: не было общего фундамента, общего смыслопонимания основ жизни, хотя фасад был красив. Первые годы я сильно переживал и уходил от чувства одиночества в научную работу. Мне не хотелось искать другого друга для общения, и я привык к такому одиночеству. Но я, сколько себя помню, умел и любил общаться с Природой, а главное — с небом, особенно закатным или с бегущими облаками. Но наибольшую радость общения я испытывал глубокими вечерами, когда на звездном небе появлялась Луна. Луна связывала меня не только с настоящим, но и прошлым. Я видел то, что своими глазами видел Иисус Христос, Конфуций, Будда, Заратуштра, Моисей и, наверное, Адам с Евой, и я общался с ними, глядя на Луну, мог задавать вопросы, обсуждать проблемы, получать ответы. Эту же Луну я видел с мамой, когда в ущелье скрывался от бомбежек в начале войны, эту же Луну видели и на фронте, и в ГУЛАГе, и в безбрежном океане все те, с кем я общался как с живыми людьми, глядя на нее. Она стала как бы спутником-ретранслятором между моим внутренним миром и внешним: я не чувствовал себя одиноким, когда смотрел на нее, и поэтому не страдал.

Сегодня мне 78. Одиночество пожилых вряд ли принципиально отличается от одиночества молодых. Я не чувствую, что моя душа как-то постарела, хотя другие, может, и замечают, но пока молчат. Здесь другое — к одиночеству в старости часто присоединяется беспомощность (физическая и психическая), и это самое страшное. Страшно и физически, и страшно в переживаниях. Страшна потеря социальной востребованности: ты уже никому не нужен, да и другие, новые, тебе не интересны. Вот здесь и спасает помощь Божия в общении, в том числе и с уже ушедшими из этого мира.

Когда с годами душа осветилась христианством, и чувство со-бытия с Богом стало постоянным, переживание одиночества полностью покинуло меня. Когда год назад я был обездвижен в результате паралича и несколько месяцев пролежал в одноместной палате, то это чувство живого со-бытия с Богом давало радость общения и с Ним, и с Его помощью с теми, кого уже давно в этом мире нет, и с теми, кто еще не пришел меня навестить. И вот сейчас, сразу после звонка из «НС» с просьбой написать эту исповедь, я сижу с ноутбуком за столом перед большим окном, за которым открывается долина Яузы и виден Кремль с золотыми куполами, а за ними Солнце, идущее к закату сквозь багряные облака. Вся эта красота дает предельно радостное чувство со-бытия с Богом, при котором мое реальное одиночество не может как-то грустно переживаться. Помню: с нами Бог! Господь в каждом из нас, Он нас объединяет, и мы просто не можем быть одинокими.
Так-то оно так, но как хочется, чтобы рядом сидел живой человечек, и мы бы молча общались.

Кондратьев Ф. В., 78 лет

 

Бог примет меня любую; почему же я страдаю не по Нему?

Мой духовный отец однажды сказал мне:

– Надо, чтобы для тебя Господь был на первом месте. Тогда все будет хорошо.

«Это, интересно, как так? — думала я. — Разве тех 20 лет, которые я провела в Церкви, недостаточно для того, что бы Он знал, что Он для меня на первом месте?» Из-за того что я, получив ценный совет, не понимала, что с ним делать, мне стало еще хуже. Я плакала всю дорогу домой, и даже в магазине, в который зашла по дороге, чтобы купить вино и кино — известный способ уйти от действительности, когда уже «все равно». Я смотрела американскую комедию про супругов, которые сбежали от гангстеров к мормонам, но ничего не видела, только думала: «Что значит “на первом месте”? Как же исправить, если не понимаю? Господи, помоги».

— Так что, значит, главное — это Бог? — вдруг врезается в сердце диалог из фильма.

— Конечно, Джек. И все у вас с Линдой будет хорошо.

Конечно, это всего лишь фраза из глупой американской комедии, но иногда бывает так: ты спрашиваешь у Бога, а Он тебе отвечает любым доступным для тебя способом. Так произошло и со мной. «Ну я и дура! — радостно вытерла я слезы и вышла на балкон. Я с удивлением наблюдала город, который уютно ежился под вечерним пледом: мирно идут по своим делам люди, зажигаются огни окон, стучат нардами таксисты у метро. — Как же я не понимала: меня все, даже родные, могут бросить, забыть и предать, но Бог никогда так со мной не поступал. Всегда только терпел и любил меня любую, самую мерзкую. Почему же я страдаю не по Нему? Почему не к Нему стремлюсь? Не к Тому, кто любит меня больше, чем друзья и родные, и тем более уж больше, чем те мужчины-тени, в которых я была влюблена и которые в моей любви совершенно не нуждались?» Так в моей жизни произошел поворот. А одиночество? Что ж, оно есть у меня и сейчас. Но теперь это драгоценность, знак особой любви Бога, который хочет, чтобы я научилась любить Его больше всего того, что меня окружает в жизни. Ведь только тогда я буду готова получить от Него дар человеческой любви и взаимопонимания. А без Бога меня ждет настоящее одиночество — уже среди людей.

М. Е., 35 лет

 

Когда я была влюблена, я знала, кто я такая

С самого детства я знала, что вскоре выйду замуж. И у меня будет как минимум трое детей. Я даже на работу выходить после института не собиралась. Работа представлялась мне чем-то эфемерным, расплывчатым. А вот дом, дети, постирушки, встречи мужа со службы — это были совершенно реальные для меня картины. А разве может быть иначе, думала я? Как выяснилось, может.

Мой институтский приятель как-то сказал: «Деторождение — это примитивная самореализация, это для тех, кто не может ничего другого». Я-то, может, и могла. Но ничего другого не хотела. И, честно говоря, по-прежнему не хочу.

Возможно, поэтому и не могу. У меня есть любимая работа. Но она не полностью владеет моей жизнью. Точнее, я ей не позволяю. У меня были шансы сделать отличную карьеру за границей. Я от нее отказалась. Все это мне неинтересно, кажется пустым.

Я пробовала заниматься помощью обездоленным. Но, насмотревшись на жуткие картины «настоящей жизни», я возвращалась в холодную квартиру, где даже не пахнет едой, и мне не с кем было поделиться переживаниями. Я звонила друзьям. Но постепенно тех, кому можно позвонить вот так поздно ночью и попросить поговорить со мной, становилось все меньше: у кого-то спят дети, кому-то на работу вставать.

Так я осталась одна.

Это мой крест? Допустим. Но я не уверена, можно ли называть крестом воплощение самого жуткого кошмара — одиночества. Того, что сломало меня как личность. Знаете, много-много лет назад я была влюблена. И с тех пор я знаю, какая я на самом деле, по Замыслу. Но быть такой в одиночестве я не в состоянии.

Может, плюнуть мне на свои девичьи мечты? Но моя женственность — это часть меня. Я никуда от нее не могу деться. И отказ от нее будет предательством.

К. Т., 32 года

 

В шестьдесят появились друзья

Мне 61 год, я алкоголик, а одиночество — болезнь алкоголиков. Может, поэтому они и стараются собраться, чтобы выпить вместе, ведь больше поделиться с другими им нечем. Мне с детства было неловко со сверстниками, я больше жил в своих мечтах. От одиночества я страдал, но вряд ли тогда хотел отношений: я хотел быть лидером, влиять на людей, хотел, чтобы меня слушали и подчинялись. Поскольку так не получалось, отстранялся. В детсаду все время играл зайчиков, а хотелось быть львом или медведем. В школе занялся спортом, потому что хотел быть «первым», и, если кто-то побеждал меня, я начинал ненавидеть своего соперника и завидовать ему.

Закончив школу, пошел на работу и почти всю зарплату тратил на вино. Однажды в компании мне сказали: женись, иначе совсем сопьешься. Я женился, но лучше не стало. Родился ребенок, однажды я вышел из дома с коляской на прогулку, а вернулся уже без коляски. Жена меня выгнала. Пробовал не пить, кодировался. Тогда начинал ненавидеть всех «алкашей никчемных», презирать их. Срывался.

В 41 год пришел в храм. Сначала любил ходить, когда нет никого. Потом — на вечерние службы, литургию. Принял Крещение. Через три года исповедался. Почти ничего не понял, но так текли слезы, что куртка промокла. Когда первый раз причастился, почувствовал, что внутри всего обожгло и стало гореть.

Но срывы продолжались. Я молился часами и говорил Господу, что вот я такой мученик, меня никто не понимает, потому-то и пью. Однажды увидел, как Господь с иконы покачал головой. Поделился «радостью богообщения» со священником, он посоветовал поменьше «употреблять», а то начнутся «видения» с рогами и хвостами. Я обиделся на Церковь.

Мое одиночество длилось почти 50 лет. Родственники ждали, когда я отмучаюсь. Сам просил Бога забрать меня из моей грешной жизни. Дойдя «до ручки», пришел к Анонимным алкоголикам. Мне никто там не понравился. После группы зашел в ларек за пивом. Вдруг ощутил — пить не хочу. Испугался, понял — это секта! Пошел на исповедь и сказал батюшке, что под стенами монастыря секта свила себе гнездо. Тот отрезвил: походи и посмотри.

С тех пор я больше не пил. Но отношения с людьми налаживались не сразу. Я как-то поделился с психологом, что у меня сложные отношения с женой (я женился второй раз). Он сказал, что у меня вообще нет с ней отношений. Я обиделся, а он предложил составить список обязанностей, которые лежат на мне дома. Оказалось — все обязанности у жены. После этого мы обсудили с ней свои обязанности и у нас начали появляться отношения. Еще я составил список людей, кому однажды принес горе, попросил прощение, молюсь о них или стараюсь помочь делом. Короче, начал с себя. Добрых знакомых у меня стало больше, а враждебности — меньше.

В 38 лет были перебои с сердцем, знакомый врач сказал: завязывай, иначе помрешь. Недавно сделал кардиограмму, доктор говорит: «Мужчина, с вашим сердцем в космос лететь». И я опять поверил в Бога, и подумал: зачем-то Он почти под старость дал мне здоровое сердце. Чтобы любить?

Н. П.

 

Не люблю, потому что трус?

Я никого не люблю, и никто не любит меня. Одинокий тот, кто гордый. Любовь не гордится, а гордость не любит. Бог есть любовь и эта любовь – единственный источник человеческой любви. Но людям не хватает любви. Недостаток любви и есть одиночество. К бытию по подобию бытия лиц Святой Троицы призван каждый христианин. Духовный отец говорит, что стремление молодых людей друг ко другу заложено Богом как стремление к единству. Но даже в браке оно не достигается. Новый человек появляется, а единства не появляется, одиночество остается. Оно появляется только в духовном подвиге. Но что такое подвиг?

Из догматики я узнал интересную мысль, которую не могу понять: каждое существо живет само по себе, не нуждаясь ни в ком. Но личность существует, только если есть отношения любви с другой личностью. Если другого лица нет, то … и твоего лица нет, личности нет, хотя существо продолжает существовать. Например, если у отца есть сын, то он отец, а если у него сына нет, то человек сохраняется, а отец «исчезает». Может, кто-то не примет это, но я так думаю, нас так учат. Мы думаем с помощью тех образов, которые у кого-то увидели, самому создавать образы, родить совершенно новую мысль трудно, нужна любовь, которая плавит мысль, позволяя отлить ее в новую форму. Если она слаба, то ничего не создашь. Кстати может это одна из причин, почему не удается строить отношения – не хватает творческих сил для этого. Если они есть, то … их не хватает. «Но на свече булат не размягчить», — как сказал Навои.

Одиноким я был всегда. Мне не хватало внимания родителей, которые или не хотели мне его уделять, или не умели этого делать. Или я не мог его принять, стесняясь даже своих родителей. Я был очень стеснительным. Совсем маленьким я боялся даже в магазине попросить продавщицу продать, например, хлеб. У меня почти не было друзей. А с теми, кто был, отношения были не такие искренние, не такие, как у Тома Сойера и Гекльберри Финна.

В школе сначала всех обижал я, а потом почему-то стал трусом (наверно, не преодолел какого-то испытания) и все стали обижать меня.

Когда я поступил учиться, то у меня тоже не появилось друзей, появились только знакомые. Мы не могли поговорить обо всем на свете, как этого бы мне хотелось, куда-то пойти или поехать, поделиться чем-то близким… даже не знаю, как об этом говорить. Я с однокурсниками после окончания больше не общаюсь, связи потеряны… кроме одной, я редко-редко молюсь о девушке, в которую тогда влюбился. Она не ответила мне взаимностью, да и не могла: она, как она говорила, «гуляла», потом забеременела и вышла замуж не за отца ребенка.

Отношения с девушками — это отдельная тема. Если в двух словах, то они не отвечали мне взаимностью. Может кому-то я и нравился, но не понимал этого. Сам же не мог ни с кем познакомиться. А если мне нравились знакомые девушки, я не умел строить отношения и до сих пор не умею. Когда я общался с девушкой, которая мне нравилась, то начинал говорить быстро и неразборчиво, глупо улыбаться, нервничал. Наверно, поэтому они теряли ко мне интерес.

Хотя лучше так, чем никак, несчастная любовь тоже важный опыт.
Если подумать, то причина страха перед девушкой – в неверии, опасении того, что она не примет предложение дружить. Чтобы предложить дружбу, необходимо стать как бы беззащитным перед другим человеком. Это риск, не посмеется ли другой над чем-то самым глубоким и ценным в тебе? Эти чувства очень … велики, сильны, важны, поэтому отказ, который является разрушением этих чувств, очень болезнен. Решиться на этот риск – подвиг. Снова подтверждение моей мысли: мы… ладно, не мы — я, не люблю, потому что трус и слаб.

Б.М., 23 года

источник