3. Третий Рим или второй Вавилон?
Так уж сложилось, что живу я в Москве, а тружусь в области, ежедневно преодолевая за рулем автомобиля десятки километров. То и дело мелькают за окном огромные рекламные щиты: чего только на них не понаписано, и какой только срамоты не понаклеено. А главное, что и не поймешь: на каком таком тарабарском языке. Призывают, скажем, купить экофлет в ближайшем Подмосковье. Или, если позволяет мошна, таун-хаус. Русскому человеку и не смекнуть сразу, о чем речь. Но не смущайтесь, это скорее признак нормальности. Остается только догадываться, что экофлет — это, судя по всему, экологически чистое жилье (где английское flat — квартира), ну, а таун-хаусы — городские особняки. Вроде как есть все эти слова и понятия в нашем с вами языке, ан нет — понаплодили уродцев. И еще, наверняка, та самая пресловутая экономика, а как же?! Ну, не может заковыристый экофлет стоит как привычная квартира, да и как не подыграть гордыне: вон мы какие, в таунхаусе живем!
Дальше — больше. Въезжающего в нашу древнюю столицу с севера, встречают ныне гипермаркеты и мегамоллы: «Ашан», «Мега», «Икеа», «Гранд», «Рамстор», «Мосмарт», «Гроссмарт», «Вэй-Парк», а также всевозможные «Макдональдс», «Ростикс», «Пицца-Хат», «Стардогс», «Киностар», «Баскин Роббинс» и т.д. и т.п. Да и на других направлениях дела обстоят не лучше. К слову, в том же «Ашане» снуют по залу юноши и девушки, у которых на спине начертано слово «мерчендайзер». Но никто из них, опрошенных мною, так не смог толком объяснить, — что это значит. Ну, как тут не согласиться с Пушкиным: «чем непонятней, тем ученей». Наверняка, это сродни приказчику или младшему товароведу. Но, увы, русские слова, как мы знаем, у себя на родине сегодня не в чести.
Вот и наши исконные конторы и учреждения стали в одночасье офисами. А всевозможные директора, начальники, заведующие, руководители, старшие, управляющие — менеджерами всех уровней, где главный — топ-менеджер. Это не оттого ли, что топает, как иные ретивые начальники, когда что не по нему?! И уж совсем неловко становится, когда иной батюшка ласково называет спонсорами тех, кто — спаси их Господи! — не жалеет своих кровных на возведение, благоустройство и благоукрашение наших храмов. И как же не вяжется это прилипчивое заморское словечко, больше напоминающее фамилию какого-нибудь инородца, с куда более приличествующими благодетель или, скажем, попечитель.
Итак, вы в первопрестольной и решили слегка подкрепиться, выпить чайку-кофейку и съесть блинов-пирожков. А может, бизнес-ланч? К вашим услугам, однако, не чайные и не кофейни, шашлычные, блинные да пирожковые, куда там, столовых да пельменных след давным-давно простыл. Пожалте ныне в кофе-хаусы, кебаб-хаусы и — даже произнести неловко — блин-хаусы. Причем, любителям ночных развлечений не избежать фейс-контроля.
А тут младшая дочь-шестиклассница ознакомила нас с решением администрации школы ввести дресс-код. По-русски это звучало бы как форменная одежда или школьная форма, но так кому-то показалось престижнее, или, как принято ныне выражаться, круче.
Так и слышишь гневную отповедь А.С. Шишкова, обращенную сквозь столетия к нам, нынешним носителям великого языка: «Полезно ли славенский превращать в греко-татаро-латино-французско-немецко-русский язык? А без чистоты и разума языка может ли процветать словесность?»
Как это не покажется кому-то парадоксальным, но иноязычные слова вовсе не помеха богатству языка, их заимствующего. Вопрос в ином: как, в каком историческом контексте происходит этот процесс, какова его интенсивность. Да и русский язык наверняка претерпел бы ощутимый урон, лиши его в одночасье всех заимствований, которые — и это чрезвычайно важно — давным-давно стали своими, родными, «обрусели».
Замечательно сказано об этом у Ярослава Смелякова в стихотворении «Русский язык», которое, к слову, создавалось автором с 1945 по 1966 год, и отрывок из которого хотелось бы привести:
Вы, прадеды наши, в недоле,
мукою запудривши лик,
на мельнице русской смололи
заезжий татарский язык.
Вы взяли немецкого малость,
хотя бы и больше могли,
чтоб им не одним доставалась
ученая важность земли.
Ты, пахнущий прелой овчиной
и дедовским острым кваском,
писался и черной лучиной,
и белым лебяжьим пером.
Ты — выше цены и расценки —
в году сорок первом, потом
писался в немецком застенке
на слабой известке гвоздем.
Владыки и те исчезали
мгновенно и наверняка,
когда невзначай посягали
на русскую суть языка.
Рассуждая о нынешней ситуации, с прискорбием приходится констатировать, что интенсивность заимствования чужеродной лексики достигла угрожающих темпов. Отдельного разговора заслуживает агрессивное вторжение в нашу речь компьютерной лексики. Дрожь пробирает, когда слышишь из уст молодого человека о том, что ему надо апгрейдить машину или дачу. Поясню, этот компьютерный термин значит усовершенствование. И не заключал в себе, как казалось поначалу, подобно десяткам иных схожих терминов, никакой угрозы, поскольку касался лишь «железного друга». В том же интернете молодые люди отныне не общаются друг с другом, а чатаются. Человек же, ведущий себя, как принято ныне выражаться, неадекватно, именуется крезанутым, от английского «crazy», означающего безумие. Абсолютно чуждый русскому уху сленг, в котором русские корни отсутствуют напрочь, перестал быть средством общения сравнительно небольшой касты «продвинутых», как это имело место в недалеком прошлом. Он перекочевал в повседневную речь молодежи, нагло потеснив слова родного языка. Дошло до того, что иные печатные издания даже публикуют время от времени некие толковники с русского на русский, дабы помочь родителям этой самой молодежи в элементарном понимании своих чад. Быть может, впервые за тысячелетия существования русской нации возникло реальное разделение отцов и детей, но уже не по идейным или нравственным критериям, как об этом блистательно поведала некогда великая русская литература, а по причине банального неразумения самой речи.
Припоминаю анекдотичный разговор двух московских бабушек, услышанный в начале девяностых, когда наряду с привычными магазинами с довольно унылым ассортиментом стали появляться новые торговые предприятия. Ты, спрашивает одна из них, масло в магазине брала? Нет, отвечает ей соседка, в шопе.
Нас почти приучили к тому, что мы не народ, не нация, а электорат, к которому политики в глубине души чаще всего не испытывают и тени риспекта. Что не случайно, ибо пресловутый электорат — это и в самом деле не народ, а только та его часть, которая голосует на выборах. Причем, как правило, за того, у кого привлекательнее имидж, над созданием которого денно и нощно бьются орды имиджмейкеров. Не по делам, стало быть, выбирают очередного «слугу народа», а по впечатлению, которое он производит. Причем, не сам по себе, а, что немаловажно, опять же с подачи, по подсказке специально обученных этому лукавству высокооплачиваемых людей, которые нашего кандидата что есть мочи пиарят, уверяя нас, что он харизматик. Но харизма по-гречески значит дар. Мы же помним еще со школьной скамьи, что чаще всего к подсказкам прибегали нерадивые, попросту, туповатые ученики. Так при чем здесь дар?!
Агрессивно впихивая (простите за столь грубый глагол, но точнее сказать просто невозможно) в нашу речь легионы иноязычных заимствований, нам, по сути, методично вбивают в подсознание мысль о том, что наш-де национальный язык не поспевает за стремительной цивилизацией. И вновь, сквозь два столетия, этому страстно противостоит А.С. Шишков: «Язык наш превосходен, богат, громок, силен, глубокомыслен. Надлежит только познать цену ему, вникнуть в состав и силу слов, и тогда удостоверимся, что не его другие языки, но он их просвещать может».
Тем не менее, терпимость ныне обернулась толерантностью, разномыслие — плюрализмом, соглашение — консенсусом. Русскому человеку предписывают отныне испытывать не кураж, задор или азарт, а драйв. Музыка к кинофильму теперь саундтрек, да и фильмы «ударились оземь и обернулись» блокбастерами, ремейками, актеров же подбирают не через привычные фотопробы, а кастинг. Удачный экшн обеспечат промоушном и прокрутят по тиви в прайм-тайм. С крутым хедлайнером это — нон проблем. Как услышишь иной раз: «Классный тюнинг у тачки! Фарэва! Это бой-френда той бизнес-вумен? Как насчет бодибилдинга и фитнеса? А может, дайвинг? Хочешь построить коттедж? Определись с бизнес-планом, сайдингом… Ты геймер? Хакер или юзер? Фифти-фифти? О, кэй! Как насчет шопинга в уикэнд? Скажи, прикольно?…». И все бы ничего, да уж больно отдает каким-то холуйством. Продолжим? Не знаю как вы, а я пас. Погано.
Известно много критериев, по которым принято оценивать ту или иную власть. Досадно, что они, как правило, не затрагивают изменений, происшедших в духовной сфере, в том числе, национальном языке. Возможно, это происходит еще и потому, что материя эта тонкая и не укладывается в привычные для чиновнического разумения схемы и графики. Но ведь от этого она не становится для нации и страны менее значимой количества добываемой нефти или произведенной электроэнергии. Убежден, что о любой власти люди, даже далекие от политики, ничего не смыслящие в ней, тем не менее, могут и вправе судить еще и потому, как она отразилось на русском языке, что она сделала (или не сделала) для его сохранения и умножения.
И не будем забывать, что исполненная холодного цинизма фраза «Пипл все схавает!» прозвучала в свое время из уст главы администрации бывшего президента страны. Это он, между прочем, о нас с вами.
Ситуация вовсе не безобидна, как может показаться иным. Вспомним, уже случалось в нашем Отечестве, когда войско Наполеона, которого народное русское сознание жестко идентифицировало как предтечу антихриста, катилось лавиной по русской земле, творя беззаконие и оскверняя православные храмы, а в великосветских салонах продолжали общаться на языке своего врага, демонстрируя этим свою элитарность. Даже Пушкин, как известно, в младенчестве куда более сносно изъяснялся на французском, нежели на своем национальном языке. К слову, именно народ, не растерявший, к счастью, здорового национального чувства, а потому не испытывающий благоговения, в отличие от многих своих господ, перед «французишками», как носителями некоей образцовой культуры, с присущим ему здоровым природным юмором обозвал агрессоров беспощадным шаромыга. Именно так услышало русское ухо жалобное «шер ами» тех, кто позорно отступая на запад, клянчил по ограбленным им же еще недавно деревням хлебушко, а потому и надменное «шевалье» с тех славных лет и по сей день припечатано языком нашим как шваль.
А между тем, зараза французского низкопоклонства была широко распространена не только в российской элите тех времен, но и в аристократической среде в окраинных пределах империи. Невероятно, но первым прозаическим художественным произведением в азербайджанской литературе, ведущей свой отсчет из глубины веков, была новелла, написанная ее автором Куткашенским на французском языке, и лишь позже переведенная на национальный язык. Причем, по той очевидной причине, что ее автор владел этим европейским языком в совершенстве, а вот родным не очень.
В уже упомянутом «Славянорусском корнеслове» А.С. Шишков советует: «Прочитайте переведенную с французского книгу «Тайная История нового французского двора»: там описывается, как министры их, обедая у принца своего Людвига, рассуждали о способах искоренить Англию. Всеобщее употребление французского языка, говорил один из них, Порталис, служит первым основанием всех связей, которые Франция имеет в Европе. Сделайте, чтобы в Англии также говорили по-французски, как в других краях. Старайтесь истребить в государстве язык народный, а потом уже и сам народ. Пусть молодые англичане тотчас посланы будут во Францию и обучены одному французскому языку; чтоб они не говорили иначе, как по-французски, дома и в обществе, в семействе и в гостях; чтоб все указы, донесения, решения и договоры писаны были на французском языке — и тогда Англия будет нашею рабою«.
Что ж, комментарии, как говорится, излишни. Призыв же Козьмы Пруткова «Зри в корень!» и ныне актуален как никогда.
Что же до Богоспасаемого града Москвы, то она свята и в святости своей да пребудет во все времена. Здесь, на кремлевском холме, в Покровском Соборе нетленно почивают святые мощи наших митрополитов и патриархов, насельников Небесного Града, непрестанно молящих Господа о первопрестольном граде земном.
И, если задуматься, неужто Третий Рим ограничивается московской окружной автодорогой? Разве ж все необозримое пространство страны нашей от дальневосточного архипелага до балтийских берегов не есть сакральные границы Третьего Рима? Да не в обиду жителям Северной Пальмиры будет сказано, но давайте вспомним, сколько раз за свой трехсотлетний период (ничтожный по историческим меркам!) меняла она свое наименование: Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, теперь вот по новой Санкт-Петербург, а в просторечии Питер. Что-то не заладилось… Да и как представишь вдруг, что Патриарх наш, не приведи Господи, назывался бы Ленинградским и всея Руси…
Нет, не зря тому шесть веков назад явлено было смиренному иноку Филофею дивное пророчество. Четвертому Риму, и в самом деле, не бывать! Москва же, как была Москвой, так и осталась ею, и пребудет таковою аж до скончания времен. Кого, скажите, волнует ныне, что это дорогое для всех нас слово, в котором так много, по слову поэта, для сердца русского слилось, финно-угорского происхождения? Москва святая, Москва первопрестольная, Москва красавица, Москва русская, и негоже нам отдавать ее на попрание!