1. В начале было Слово
Удивительно, но язык каждого народа, пусть даже немногочисленного, обязательно содержит в себе информацию о Боге. Точнее, тем представлениям о Творце, которые бытуют именно в этой конкретной общности людей. Принципиальное отличие русского языка состоит именно в том, что он, при внимательном рассмотрении, повествует нам об Иисусе Христе, содержит сокровенное знание о Нем, что позволяет говорить о русском языке, как о явлении сакральном.
Так, в лексике некоторых тюркских языков мы встречаем интересные параллели со Священным Писанием. Скажем, в азербайджанском человек звучит как «адам», что сразу же возводит нас к самым истокам ветхозаветной истории. Предатель же произносится как «хаин», да-да тот самый Каин, совершивший самое первое и тяжкое предательство — убийство единокровного брата. Чуждый человек — «хам», что также не нуждается в особых комментариях.
А что значит слово «человек» в русском языке?
Обращаясь с этим вопросом, нередко слышишь в ответ: «чело» и «век», что не несет, однако, в себе никакой смысловой нагрузки. Но этого попросту не может быть! Невероятно, чтобы слово, означающее в столь богатом языке венец Божьего творения, было случайным набором не стыкующихся меж собой смыслов. Вспоминаю, как отпевали в нашем приходе блаженного младенца, который прожил три неполных дня, но, к счастью, его успели окрестить. Я еще поинтересовался у священника: какие же грехи у этого крошечного создания? И услышал в ответ, что даже новорожденный несет на себе печать первородного греха, и в этом одна из тайн человеческой природы. Немало повидавший за свои более, чем полвека, я не нашел тогда в себе мужества взглянуть на чело этого ангелочка. А уж, какой там век?! Но Церковь все равно отпела человека!
Так что же значит это слов — человек? Замечательное объяснение нашел я в «Славянорусском корнеслове» А.С. Шишкова, книге, которую этот великий русский человек, адмирал и госсекретарь, один из славных защитников Отечества, верой и правдой служивший четырем царям, министр просвещения и президент Российской Академии Наук, посвятил Государю Николаю I. В ней он пишет: «Исследование языков возведет нас к одному первобытному языку и откроет: как ни велика их разность, она не от того, чтоб каждый народ давал всякой вещи свое особое название. Одни и те же слова, первые, коренные, переходя из уст в уста, от поколения к поколению, изменялись, так что теперь сделались сами на себя не похожими, пуская от сих изменений своих тоже сильно измененные ветви. Слова показывают нам, что каждое имеет свой корень и мысль, по которой оно так названо». Цель труда всей своей жизни он обозначил следующими словами: «Попытаемся, откроем многое доселе неизвестное, совершим главное дело и оставим будущим временам и народам обдуманное, обработанное и требующее для дальнейшего исправления уже мало попечений».
Человек необычайной популярности, яростный поборник чистоты родного языка и удаления из него вошедших в моду многочисленных иноязычных заимствований, тогдашнего засилья французского, Александр Семенович, увы, находил поддержку и понимание не у всех своих современников. И это к нему со снисходительной иронией обращается в «Евгении Онегине» его автор, в который раз используя в тексте романа иностранные слова в оригинале:
Du comme il faut… (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.)…
Так вот, исследователь возводит этимологию нашего с вами общего наименования непосредственно от «слова» путем некоторых преобразований, присущих языковому процессу, а именно: слово — словек — цловек — чловек — человек. И дело не только в том, — хотя и это немаловажно, — что здесь подчеркнуто главное отличие людей от всего живого, сотворенного Богом, именно как существ словесных, мыслящих словами. На какую же неизмеримую высоту, если вдуматься, поднимает нас эта мысль, какое высокое достоинство придано всем нам. Вспомним Евангелие от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин 1, 1-3).
Досадно слышать, когда Православную веру пытаются, — а попытки эти в последнее время стали все более настойчивыми — представить одной (как бы через запятую) из религий. Можно ли с этим согласиться? Ведь Господь Бог наш, Иисус Христос, в которого мы веруем, личностен. И в этом коренное отличие нашей веры от иных религий. Господь был явлен нам, воплотившись, жил среди нас, учил и исцелял нас, радовался и горевал вместе с нами, принял за нас крестные страдания. И разве ж не этим сокровенным делится с нами святой апостол Иоанн: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, — ибо жизнь явилась и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, — о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами: а наше общение — с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом. И сие пишем вам, чтобы радость ваша была совершенна» (1 Ин 1, 1-4). И далее: «Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его» (Ин 21, 24).
Вспомним, любимый ученик Спасителя даже слышал биение сердца своего Божественного Учителя, приникнув к нему во время Тайной Вечери. И если пафосом иных верований является мысль о ничтожестве человека пред лицом Всевышнего, то Священное Писание говорит нам совершенное иное, а именно, — что мы созданы по образу и подобию Всевышнего. Пречистыми устами Господа нашего Иисуса Христа оно взывает к нашему с вами Небесному достоинству. «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный», — читаем в Евангелии от Матфея (Мф 5, 48). «Посему ты уже не раб, но сын», — вторит святой апостол Павел (Гал 4, 7). Но если Отец наш Слово, то рожденные от него, конечно же, словеки, чловеки, человеки. И это уже родство не только по плоти от ветхозаветного праотца Адама, о котором мы упоминали ранее. Все неизмеримо выше, божественнее, сокровеннее.
Не знаю, читал ли Николай Васильевич Гоголь Шишкова, но как проникновенны его слова из «Выбранных мест из переписки с друзьями»: «Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданства, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство». К слову, нелишним будет поведать о той печальной метаморфозе, которую претерпело само это слово гражданин в советский период нашей истории. Ведь именно тогда оно стало ассоциироваться с казенщиной, более того, со специфическим стилем общения с «гражданами начальниками». Вспомним, будучи просто заподозрен в чем-то противоправном, человек из дружественного разряда «товарищей» автоматически переходил в печальную когорту изгоев «граждан». А ведь изначально слово это значило высшую похвалу и пожелание православному человеку стать по завершении земного бытия насельником Небесного Града Иерусалима, и именно от этого Града ведет свое происхождение высокое слово «гражданин».
Вот и славяне, по Шишкову, это люди, одаренные особым даром слова. И это правда, — нет больше ни у одного народа в мире такой великой литературы, каковой является русская словесность. А потому, отмечая то огромное влияние, которое она неизменно оказывала на весь строй души русского человека, его умонастроения, и, в конечном итоге, на судьбы нации, Иван Бунин, находясь в эмиграции, в 1925 году горько констатирует: «Нынешнему падению России… задолго предшествовал упадок ее литературы».
Невольно задумываешься о том, как же правильно обозначали наши воистину просвещенные предки важнейшую область человеческой деятельности, более иных связанную с человеческой душою, именно словесностью, а не литературой, где литера — все лишь буква. Воистину, «Имеющий ухо слышать, да слышит!» (Отк 2, 17).
Недавно в культурной жизни нашей страны произошло событие мирового значения: прославленная балерина Майя Плисецкая отмечала свой юбилей. Она мужественно не скрывала своего возраста, не буду делать этого и я. Так вот, в одном из телевизионных интервью восьмидесятилетняя дива заявила: «Вот говорят, что в начале было слово, а я говорю, что в начале был жест». Эффектно, ничего не скажешь, но отчего-то стало грустно. Не хочется думать, что великая танцовщица так и не удосужилась открыть Евангелие от Иоанна. Или, может, не заметила, что в первой же фразе Слово написано с большой буквы. Ибо это Бог.
Можно, как оказалось, дожить до весьма солидного возраста, сохранив прекрасную физическую форму (согласитесь, сегодня это все же редкость), снискать заслуженную мировую славу, но так и уразуметь того, что было осознано, и, что гораздо ценнее, прочувствовано полуграмотным, а то и вовсе безграмотным простым русским человеком и два, и три, и пять веков назад. «Я утверждаю, — пишет Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя», — что наш народ просветился уже давно, приняв в свою суть Христа и учение Его. Мне скажут: он учения Христова не знает, и проповедей ему не говорят, — но это возражение пустое: все знает, все то, что именно нужно знать, хотя и не выдержит экзамена из катехизиса. Научился же в храмах, где веками слышал молитвы и гимны, которые лучше проповедей. Повторял и сам пел эти молитвы еще в лесах, спасаясь от врагов своих, в Батыево нашествие еще, может быть, пел: «Господи сил, с нами буди!» И тогда-то, может быть, и заучил этот гимн, потому что кроме Христа у него тогда ничего не оставалось, а в нем, в этом гимне, уже в одном вся правда Христова».
Скажем же и мы, положа руку на сердце, что и у нас, кроме Христа, кроме веры и языка русского, и сегодня нет ничего выше и драгоценнее. А писатель продолжает свою замечательную мысль: «Главная же школа христианства, которую он прошел — это века бесчисленных и бесконечных страданий, им вынесенных за всю историю, когда он, оставленный всеми, попранный всеми, работающий на всех и на вся, оставался лишь с одним Христом-Утешителем, которого и принял тогда в свою душу навеки, и Который за то спас от отчаяния его душу!».
продолжение следует
из книги Ирзабекова Ф.Д «Русское солнце».
источник