Легенда о великом Инквизиторе в интерьере в современной церковной жизни.

«Братьев Карамазовых» я впервые прочитала в 20 лет. Помню, как эта книга потрясла все мое существо: и ум, и волю, и сердце, вдруг возгоревшееся непреодолимым желанием подражать «раннему человеколюбцу Алеше».

Но больше всего меня поразила Легенда, или Поэма о великом инквизиторе, которую русские философы единодушно называли венцом всего творчества Федора Михайловича Достоевского. Он смог поместить героев в такие «силовые поля» отношений, и придать им такую свободу, что когда читаешь, сбивается дыхание и с замиранием бьется сердце.

О значении «Легенды» для русского самосознания и о гениальных прозрениях, скрытых в ней, писали Розанов, Бердяев, Лосский, Флоренский… Да и сегодня «Легенда» продолжает составлять одну из основ русской религиозной мысли.

В ней — прозрение не только о католичестве и будущих тоталитарных режимах, но и о слабостях человеческой природы, могущих привести к трагедии отпадения от Бога. Достоевский словно предупреждает нас, современных православных людей, о тех соблазнах и искушениях, которые встают перед каждым человеком на его пути ко Христу.

Поэтому всмотримся пристальнее в «Легенду о великом инквизиторе».

«Исправить» дело Христа

Вкратце содержание «Легенды» таково: кардинал Римской церкви и великий инквизитор страны решает «исправить ошибки Христа», совершенные Им в пустыне. Как известно, Христос, отвергнув тройное искушение сатаны, призвал людей жить в Духе и истине, в предельной свободе и предельной ответственности.

Но, по мнению инквизитора, нести такую ответственность, выдерживать такую свободу, существовать в столь чистом Духе многим людям не под силу. И тогда инквизитор, чтобы сделать людей «счастливыми», «обновляет» христианство, исключив из него то, что превышает возможности большинства своих пасомых.

Свободу он заменяет «авторитетом», Дух — «чудом», истину — «тайной». Теперь людям больше не нужно совершать трудный выбор, мучительно размышлять и сомневаться в поисках правды. Все за них решают избранные, умные и сильные личности. А остальным достаточно хлеба, чувственных наслаждений и безопасности, чтобы чувствовать себя счастливыми.

«Зачем же Ты пришел нам мешать? Ибо Ты пришел нам мешать и Сам это знаешь», — говорит инквизитор вновь пришедшему в мир Христу.

Христос в ответ молча целует девяностолетнего старца в монашеской рясе. Инквизитор, посадивший Христа в тюрьму, отпускает Его, провожая словами: «Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!»

Страшный дар свободы

«Только теперь, когда мы побороли свободу, стало возможным помыслить в первый раз о счастии людей», — произносит инквизитор у Достоевского. «И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят, наконец, столь страшный дар, принесший им столько муки…»

Бог дал человеку дар свободы, дар огромный и страшный, ибо свобода может сделать человека богоподобным, но может и соблазнить, ввести в искушение, ввергнуть в бездну греха. Достоевский, как считает Бердяев, в своей легенде «предоставляет человеку идти путем свободного принятия той Истины, которая должна сделать человека окончательно свободным».

Но страшный дар свободы и связанную с ним ответственность мы, увы, не всегда можем понести достойно.

Мы порой не знаем, что делать с собственной свободой, к чему ее приложить и куда девать. Так и хочется возложить бремя нравственного выбора на чьи-нибудь могучие плечи, следуя утверждению великого инквизитора, что «нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться…»

В глубочайшей по замыслу легенде Достоевского, по мнению Василия Розанова, «самая горячая любовь к человеку сливается с совершенным к нему презрением, безбрежный скептицизм — с пламенною верою, сомнение в зыбких силах человека — с твердою верою в достаточность своих сил для всякого подвига…»

Тайна и авторитет

Три силы, по мысли инквизитора, способны дать счастье людям: чудо, тайна и авторитет. Тайна укрепляет людей в вере и жизни, потому что люди склонны ждать помощи от горних сил, но вера их, как правило, слаба и неопределенна. «Не свободное решение сердец их важно и не любовь, а тайна, которой они повиноваться должны слепо, даже мимо их совести», — говорит инквизитор.

Но люди преклоняются перед тайной лишь в том случае, если за ней стоит какой-то авторитет. В духовной сфере еще более, чем в материальной, человек стремится найти опору в лице высшей инстанции, которая способна разрешить его сомнения.

Достоевский предостерегает нас от соблазна доверять человеку больше, чем Богу; избегая труда разбираться в истинах Евангелия, с готовностью повиноваться любому мало-мальски авторитетному человеку.

К сожалению, сегодня среди многих верующих популярен принцип великого инквизитора, так любимый сектантами: «фюрер (в нашем случае – батюшка) думает за нас».

Искушение чудом

Еще одно серьезное искушение, о котором говорит Достоевский – искушение чудом. Инквизитор вопрошает Христа: «Так ли создана природа человеческая, чтоб отвергнуть чудо и в такие страшные моменты жизни, моменты самых страшных основных и мучительных душевных вопросов своих оставаться лишь со свободным решением сердца?

О, Ты знал, что подвиг Твой сохранится в книгах, достигнет глубины времен и последних пределов земли, и понадеялся, что, следуя Тебе, и человек останется с Богом, не нуждаясь в чуде. Но Ты не знал, что чуть лишь человек отвергнет чудо, то тотчас отвергнет и Бога, ибо человек ищет не столько Бога, сколько чудес…».

В «Братьях Карамазовых» Достоевский подробно описывает атмосферу ожидания чуда, где каждый страждущий напоминает хищника, ждущего свою добычу. Больные жаждут исцеления, сомневающиеся — укрепления веры, унывающие – утешения… И когда чуда не происходит (мощи старца Зосимы «провоняли»), в православном народе-богоносце начинается ропот.

Не с такой ли жадностью зачастую требуем чудес и мы, современные христиане? Остаться с Богом, не нуждаясь в чуде даже в самые страшные моменты жизни, — кто из нас способен на такой подвиг веры?

Искать Бога в скорбях

Во все времена Господь по Своей жалости и любви входил в жизнь людей, исцелял, воскрешал, подавал утешение. И мы решили, что так и должно быть, что святые должны работать на нас, что их прямая обязанность избавлять нас от болезней и неприятностей, утешать, исполнять наши желания.

При этом мы совершенно забываем о том, для чего нам даются скорби. Хотя, как сказал священник Алексий Уминский, «скорби случаются с нами не для того, чтобы мы от них мгновенно избавились, а чтобы с их помощью смогли понять что-то важное, относящееся к вечной жизни вечной души, и не будь этих скорбей, мы бы никогда не изменились».

Но, даже отправляясь за тридевять земель к чудотворным мощам, мы думаем о земном, меряя все земным благополучием, подтверждая страшные слова великого инквизитора:

«Ты обещал им хлеб небесный, но повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагодарного людского племени с земным? И если за Тобою во имя небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного?..»

Писатель — пророк

В образе великого инквизитора Достоевский воплотил все сомнения, всю мощь атеизма и все то зло, которое в этом мире направлено против Христа.

Знаменитый русский художник И. Н. Крамской писал:

«После «Карамазовых» несколько раз я с ужасом оглядывался кругом и удивлялся, что все идет по-старому и что мир не перевернулся на своей оси. Казалось, как после «Великого инквизитора» могут быть люди, обирающие ближнего; политики, открыто исповедующие лицемерие; архиереи, спокойно полагающие, что дело Христа своим чередом, а практика жизни своим. Словом, это нечто до такой степени пророческое, огненное, апокалипсическое, что казалось невозможным остаться на том месте, где мы были вчера, носить те чувства, которыми мы питались, думать о чем-нибудь, кроме Страшного Дня судного…»

В голодном и страшном 1921 году русский писатель Алексей Ремизов восклицал:

«Достоевский — это Россия. И нет России без Достоевского… Кто, откуда пришел он?.. На какую Голгофу — без срока — чтобы словом содрогнуть человеческие души, зажечь землю и… дать ответ за всю боль и грех человека, за бунтующую Россию…».

И сегодня, читая Достоевского, мы поражаемся и долго еще будем поражаться его проникающим в сердцевину души прозрениям о человеке.

источник